| Главная » Персоналии » Тальков, Игорь » Информация о Игоре Талькове |
Интервью. Выбор Талькова
| Накануне нашего разговора его в каком-то концерте очередной раз показывали по телевизору. Уже ставший традиционным искусственный дым, обилие столь же привычных; разноцветных прожекторов и все-таки не теряющая при этом своей индивидуальности песня. Трагичная песня о судьбе обманутого временем казака, пошедшего воевать «за народную власть со своим же народом». Позже, в беседе с Тальковым, я почувствую — для него эта боль искренняя, далекая от конъюнктуры. Наверное, поэтому он не тонет в море наших слащаво-примитивных шлягеров, и в то же время не вязнет в болоте агрессивной озлобленности. И благодаря этому противостоянию всегда сохраняет свое лицо. Дай-то ему Бог... Небольшая квартирка Талькова, вдалеке от центра Москвы, встретила меня богемным беспорядком, тем самым, что всегда парадоксально уютен. Обилие книг порадовало хорошим вкусом подбора и отсутствием тенденциозности. Это вселяло надежду на раскрепощенный диалог. На полках были сборники поэтов разных эпох и направлений, исторические и религиозные книги, классика русской и зарубежной прозы. Ну и, конечно же, стены пестрели фотографиями, плакатами, афишами. Выделяющимся атрибутом была воинственно висящая боксерская «груша»... А впрочем, что удивляться- то? В такое время живем... Мы расположились в комнате Игоря. Беседа наша, не успев начаться, была прервана телефонным звонком. Звонил, видимо, участник работающей с Игорем группы «Спасательный круг», Геннадий Берков. Кое- что из разговора Талькова: «Гена, тут ко мне со студии Никиты Михалкова приходили. Предлагают сниматься во французском фильме. Что? А, да французы будут снимать. Им нужен был крутой русский бард, обратились к Михалкову, он направил ко мне. Они хотят отснять наш концерт, плюс у них еще сценарий с ролью, так что фильм, кажется, художественный. По-моему, неплохо. Мы туда можем включить и все наше новое...» Ну вот, трубка положена, и я задал первый вопрос: — Игорь, на афишах, особенно раньше, Вас представляли как рок-барда. Что это значит для Вас, и почему Вы сделали такой выбор? — Я себя так не называл. Это несколько лет назад сделали, анонсируя мои концерты, некоторые газеты. И потом название это как-то закрепилось за мной. Поначалу я смутился этим, но потом подумал — А почему бы нет? — Рок — это музыка протеста, а я протестую своей музыкой. И протест не обязательно выражать в «металлическом» стиле, это можно сделать и под балалайку. Ну а бард — это человек, выражающий то, что его волнует, с помощью собственной музыки и стихов. Так что название «рок-бард» в принципе справедливо. Но года два назад я, тем не менее, отказался от этого определения и попросил убрать его с афиш. — И как же Вы называетесь теперь? — Просто — Игорь Тальков. — Вы сказали, что своей музыкой протестуете. На что же направлен протест? — Он направлен против зла, насилия, умышленного развала моей Родины. Против тех правительств, что правили ею, начиная с 1917 года. Я считаю, что эта правительства: боролись с Богом за право обладания этой землей и служили впрямую сатане. — Но, как ни парадоксально, именно они дали «добро» началу тех процессов, благодаря которым Вы получили большую сцену и возможность говорить. Ныне мы видим, как ситуация меняется. А если завтра снова заставят замолчать? — Я не молчал и в прежние времена, другое дело, что не имел сцены. Еще в семьдесят пятом в Туле на площади сказал все, что думаю о Брежневе. Мне было восемнадцать. Потом затаскали по разным инстанциям, в КГБ. Собирались посадить. Выручил мой друг Анатолий Кондратьев, известный велогонщик. Он был тогда в Туле очень популярен; Мы с ним вместе в одной группе играли. Мне удалось избежать суда. Потом отправили в армию. Вторую попытку сделал в Москве в восьмидесятом. Меня пригласил директор клуба «Найка» выступить на дискотеке. Песен у меня тогда уже было много, но никто их не знал, а тексты были примерно теперешние. Ну, в общем... Вот на стене афиша моя старая: «Завтра в помещении столовой состоится концерт автора и исполнителя своих песен Игоря Талькова. Вход бесплатный». Так вот после той дискотеки меня и в столовую больше никто не звал. Ко мне тогда подбежал директор клуба, совершенно бледный, и начал лепетать: «Что ты наделал! Ты соображаешь, что спел? Ну, ты меня убил!» Больше до восемьдесят седьмого года у меня не било возможности публично выступить. А как только в восемьдесят седьмом стала популярной песня «Чистые пруды», мне дали сцену. Я сразу же вышел и начал петь песни, которые хотел. В общем меня не сковывают рамки «можно — нельзя». Интересует только физическая возможность воспроизведения того, что меня волнует. — Игорь, а кстати, о «Чистых прудах». Эта песня тоже родилась в Вас как ностальгически-сентиментальное воспоминание, или это был конъюнктурный шаг для выхода на большую эстраду, поскольку начинать с «России» было рискованно? — Нет, «Чистые пруды» были спеты случайно. Это был восемьдесят шестой год. Меня пригласил тогда Тухманов в «Электроклуб» в качестве автора-аранжировщика. Я согласился на это предложение только потому, что надеялся на помощь Тухманова в раскрутке моих песен. Когда я понял, что он этого делать не будет, я сразу же ушел. Но к этому моменту успел записать «Чистые пруды» на одну из его пластинок. Совершенно неожиданно песня стала популярной; Меня стали приглашать для участия в различных концертах... — То есть непроизвольно Тухманов способствовал Вашей популярности? — Да, получилось так. Меня даже пригласили на ЦТ выступить в «Песне года». Представляете, раньше они и на пушечный выстрел меня не подпускали, а тут сами позвонили. Тот показ на телеэкране тоже во многом помог. Начали звонить из других городов, гастроли... Причем звали-то скорее всего с «Чистыми прудами», но я уже начал петь совсем другое. — А вот если вернуться к вопросу о рок-барде. Вы говорили, что в целом это определение справедливо. Тогда почему так часто ваши выступления идут в эстрадных концертах? Ведь «рокеры» в принципе достаточно скептически относятся к "попсе", считают ее банальной «развлекаловкой». И аудитория на "попсовых сейшенах", в общем-то, ищет не пищи для размышления, а «оттяга». Вас это не смущает? — Во-первых, мне всегда было все равно, где и в какой программе выступать и на какой аудитории, бабушки там сидят или металлисты, шахтеры или инвалиды. Вот на днях выступал в Обществе слепых. А во-вторых, важно делать свое дело, несмотря на среду, тебя окружающую. Я выступаю в тех концертах, куда меня приглашают. Бывают концерты хуже, бывают лучше. Бывают и срывы. Но о них в принципе знаю только я, для глаз зрителя они не заметны. Однако желания схалтурить никогда не возникало. Даже в те моменты, когда чувствую себя уставшим когда не хочется выступать, все равно выходя на сцену, завожусь, концерт создает определенный ритм, и работа идет. Пел даже с «Ласковым маем» в одной программе, и меня хорошо принимали. Я вообще считаю, если не смог установить контакт с залом, значит, я плохой артист. Значит, сделал что-то не так. К счастью, такого почти не бывает. — Игорь я задам вопрос, может быть, несколько парадоксальный, кажется, с очевидным ответом, и все-таки... Когда Вы испытываете большее удовлетворение: работая в сольном концерте или в «сборнике»? — Конечно в сольном! Просто долгое время у меня была не готова полная программа, и приходилось часто выступать в совместных концертах. — Вы придаете большое значение, так сказать, эпатажу публики? Создание сценического образа для Вас — необходимость или это делается лишь для оформления концерта? То есть Вам все равно выйти ли просто в пиджаке с гитарой или нужны группа, костюм, свет, дым? — Я никогда не пищу песни, рассчитывая только на гитару или рояль. Я не Высоцкий, не Розенбаум. Я сразу ориентируюсь на работу с группой. И даже когда одно время не было группы, я работал с фонограммами, под аккомпанемент оркестра. Оформление тоже играет для меня большую роль. И я, как правило, сам продумываю свой костюм, освещение на сцене и вое остальное. — Но если вдруг случится ситуация, при которой у Вас не будет ни группы, ни оркестра. Сможете выйти и исполнить эти песни под гитару? — Да, так уже приходилось делать. В том же Обществе слепых, у «афганцев» в Орше или когда во время концерта ломалась аппаратура. Для меня это хуже, но зрители кажется, особо не замечают и так же аплодируют «Родине», «России» и другим. — В определении географии гастролей Вы принимаете участие? Есть у Вас какие- то свои критерии, или этим вопросом занимается Ваш директор? — Для меня это не имеет абсолютно никакого значения. Я всегда отдаю это на откуп своим директорам. Вот сейчас мои гастроли устраивает организация «Аракс». — Вы выступали в Гамбурге. Как принимали там? Зал был полон? — Да, был полный зал. Причем немцев, а не эмигрантов... — А пели на русском? — На русском. Но мои песни переводились. Перед каждым исполнением на сцену выходил профессор Гамбургского университета и читал литературный перевод. Был успех. Я привез тридцать моих кассет, их раскупили в считанные минуты, по двадцать пять марок за штуку. Для примера, диск Фила Коллинза стоит пятнадцать марок. — А как насчет собственного диска? Собираетесь выпускать? — Конечно, собираюсь. Была масса предложений. Просто дело в том, что до конца прошлого года я не отвечал ни на какие предложения из-за съемок в нескольких фильмах, работа в которых не позволяла никуда уехать. — Как Вы относитесь к сотрудничеству с "Мелодией"? — С «Мелодией»... Мне кажется, эта фирма без особого энтузиазма относится к моему творчеству. У них там скопилось уже много моего материала, и если бы они хотели, то давно бы выпустили диск. — У Вас нет к этой организации антагонизма, сродни тому, что питает Борис Гребенщиков? — Нет. — То есть Вы лично в принципе согласны на выход под ее эмблемой Вашей пластинки? — Ну а почему бы нет?! Пусть выпускают. Это все то же самое, что упреки типа: «Что тебе делать в одном концерте с «Ласковым маем»?!», «Зачем ты выступал в такой «совковой» передаче, как «Песня года»?! Какая разница, какая передача! Хоть «Сельский час». Важно, с чем. Вот если бы я вышел в какой-то престижной программе и спел песню ни о чем... Это было бы плохо. — Игорь, Вы никогда не пробовали использовать стихи других авторов? Например, великих поэтов? — Нет. Я всегда опираюсь на свое творчество на свой материал, — В нашей беседе Вами уже вскользь упоминалось кино. И вот если вернуться к этой теме, как Вы думаете, почему в последние годы возникла тенденция, когда многие известные певцы начали сниматься в различных фильмах в том числе и Вы? Что это, расширение поиска самовыражения, когда только эстрады и только пения не хватает, или здесь что-то иное? — Так ведь в основном не мы себя предлагаем, а нас приглашают. — Хорошо. А приглашают вот, допустим Вас, потому что именно Вы лучше других подходите на конкретную роль? Или чисто из рекламных соображений: мол, зритель, увидев имя известного исполнителя, уже хотя бы из любопытства пойдет? — Сначала я именно так и думал. Считал, что все подчинено корыстной цели — собрать под «звезду» аудиторию. В принципе так и было. Разве мало профессиональных актеров? Но теперь, имея опыт работы в кино, надеюсь, режиссеры будут приглашать меня и за какие-то индивидуальные актерские черты. — Вы снимались в роли князя Серебряного. Удовлетворены своей работой? — Я абсолютно не удовлетворен съемками. Не удовлетворен режиссером, организацией, создавшей этот фильм, во главе с И. Таги-Заде, который кричал, что он миллионер и потратит уйму денег на такую картину, на такую тему, а сам экономил даже на гвоздях. Мне просто стыдно, как одели князя Серебряного, такое чувство, что на «Мосфильме» собрали все половики и сшили из них одежду. Еще хуже обстояло с костюмами массовки. Бутафорские сабли держались, простите, на резинках от трусов. Или представьте, въезжаю в кадр на черной лошади, выезжаю на белой. В общем, царил дух полнейшего наплевательства со стороны тех, кто отвечал за этот фильм. Я был поражен этим и даже отказывался в нем досниматься. — И что же теперь? Как же он будет выходить? — Не знаю. Вот так и будет. Сцены с Иваном Грозным там вообще ни одной нет. — Но фильм все-таки выйдет? — Говорят, да. — Игорь, а что Вы хотели бы сказать, играя в этом фильме. Что, может быть, не удалось из-за плохой организации, но на что рассчитывали? — Я хотел показать, какими были наши предки: бояре, князья, через образ князя Серебряного подчеркнуть благородство, величие русского духа — то, что унаследовала русская дворянская интеллигенция, и Что истреблено и утрачено в современных поколениях. — Коль уж зашла речь о духе, считаете ли Вы себя русским патриотом? — Да, я считаю себя русским патриотом. Потому что мне не безразлично, что происходит с Россией. — Что Вы вкладываете в это понятие? Ведь патриотизм приобрел сейчас различные формы. Члены «Памяти» тоже считают себя патриотами. — Я просто скажу вам: к тем, кто насилует мою Родину, кто пытается разрушить ее традиции культуру, отношусь примерно так же, как к оскорблению своей матери. — То есть Вы видите патриотизм главным образом в обостренном отношении к действительности? — Нет, не только. Это еще и любовь, — Любовь к Родине и патриотизм — это для вас разные вещи? — Нет, почему? Любовь к Родине — это компонент патриотизма. — Значит, патриотизм для Вас более широкое понятие, нежели любовь? — Да, более широкое. Потому что любить и бездействовать — это не патриотизм. Патриот — человек любящий и действующий. — Вы находите в музыкальных кругах, на эстраде, в каких-то иных жанрах людей, которые были близки Вам по духу? Ну, если хотите, патриотов? Я имею в виду даже не человеческий аспект, а хотя бы оценивая творчество. — Такие есть. Тот же Шевчук («ДДТ»), покойный Цой... — Башлачев? — Конечно, Башлачев... — Как Вы думаете, допустим с Шевчуком у Вас одно творческое направление? — Направление одно, язык разный. — У Вас никогда не возникало желания создать рок-группу? Взять, к примеру, сценический имидж, как у Шевчука? Своего рода — кричащий протест. — Нет, я менее жесткий. Менее революционен, чем тот же Шевчук. Я скорее более философичен. — А в литературе, философии кто Вами наиболее почитаем? — В литературе — Пушкин, Бунин, что касается философии... Монтень, Нострадамус, — Игорь, есть какая-то программа, площадка, зал, город где бы очень хотелось выступить, но пока не удавалось? — Конечно, есть. Допустим, очень хотел бы выступить в парижской «Олимпии» для русских эмигрантов. Там еще сохранились настоящие дворяне. — А если бы предложили отработать с кем-то концерт. Скажем, одно отделение — Ваше а другое... Кого бы Вы выбрали и по каким критериям? — Я с удовольствием поработал бы с Хазановым, Задорновым, Жванецким. А можно было наоборот: Кобзон, Лещенко, Богатиков. С Пугачевой посоревновался бы... — У Вас большой круг общения в обычной жизни? Кого Вы любите видеть в свободное от концертов время? — Таких людей очень мало. Я теперь очень осторожен в контактах. Меня часто предавали, и я сильно разочаровался как в мужчинах, так и в женщинах. Я всегда пытался открыть свою душу тому, кого считал другом, но порой мне в нее просто плевали. После чего душа вновь замыкалась. Правда, потом время, что называется, вылечивало, понемногу приходил в себя, но следовал какой-то новый удар, и все повторялось. Поэтому теперь, если я кого и хочу видеть, то только тех людей, которых давно знаю. Которые хорошо ко мне относятся и относились так же и в те годы, когда я еще не был известен. Но я повторяю, что их очень мало. — Сейчас Ваша душа находится в замкнутом состоянии или периоде раскрытости? — Если говорить о людях вообще, то приоткрывается. — Как артист, как певец как поэт — что бы Вы сказали в своем финальном монологе? — Человек, ни разу не задавший себе вопрос: «Зачем он живет?», наверное, прожил жизнь зря. Он мог бы и не рождаться. И я думаю, всем живущим ныне имеет смысл задать себе этот вопрос, пока не поздно. Потому что от него начинается отсчет всему: как человек живет, что он из жизни черпает, какую информацию из нее выбирает. Как относится к людям, что для него Добро и Зло, Бог и Дьявол, Бытие. То есть, каково его мироощущение. — Вы задавали себе этот вопрос? — Я задал себе его, когда мне было двенадцать лет. — Вы нашли ответ? — Вот мне сейчас тридцать четыре года. С того времени прошло двадцать два года. И двадцать два года я каждый день пытаюсь ответить на него. — Как Вы думаете, человек в течение жизни обязательно должен найти ответ, или важен все-таки поиск? — Поиск — это уже Движение, это возвышение. Одним удается ответить, другим нет. Но и этим другим он помогает, поскольку человек приближается к истине и, значит, не зря живет. — Если бы Вам предложили изобразить одной краской жизнь вокруг Вас, как бы Вы это сделали? — Сын мой сделал это за меня, когда ему было пять лет. (И. - Тальков показал мне тетрадный лист, закрашенный красной краской, с тремя черными овалами посередине). — «Красное и черное»? — Да, это души, души в крови, которые ищут выход к свету. — Игорь, а для себя какую бы выбрали краску? — Белую. Я люблю белый цвет. Звезды светятся белым светом, луна белая, солнце белое... Он очищает... Очищение, катарсис... На нашей эстраде существовал певец, думающий об этом. Верю, что он не один. А если так, то не все еще потеряно... М. МАРГОЛИС. Источник: http://Из интервью «Молодежной эстраде» газета «На посту» №44 (3936) 5 ноября 2000г. | |
| Просмотров: 1357 | | |
Похожие материалы
| Всего комментариев: 0 | |